22 апреля, главный день в истории Симбирского-Ульяновского края – до сих пор и вопреки всему: день, в который появился на свет самый знаменитый симбирский уроженец Владимир Ильич Ульянов-Ленин. И, хотя, даже на малой родине вождя всё больше людей не помнят про своего великого земляка, тем не менее, слава его продолжает затмевать славу всех иных земляков вместе взятых. И, вроде бы, даже пытались изобрести альтернативой день рождения Николая Михайловича Карамзина, 12 декабря, и объявили его Днём отечественной истории. Но, то декабрь, мрачно, холодно, снежно… А тут весна, солнце, зелень и любовь!

Популярность Владимира Ильича не объяснима одной только пропагандой. Случались в истории и куда более пропагандируемые персонажи – но кто про них теперь помнит? «Да, был культ – но была и личность!», как говаривали о верном сподвижнике Владимира Ильича Иосифе Виссарионовиче Джугашивили-Сталине…

Личность Владимира Ильича удовлетворяла и даже олицетворяла собой один из двух базовых запросов всего человеческого рода – запрос на справедливость. Веди себя правильно, руби правду-матку, заступайся за маленьких, учись, учись и учись, как гимназист Володя Ульянов – и ты будешь по справедливости вознаграждён, и станешь великим человеком.

Действительно, Володя Ульянов и семья Ульяновых в российской жизни рубежа XIX – XX столетий были явлением были явлением не уникальным, а вполне себе типологическим. Грандиозная эпоха реформ императора Александра II с кардинальной реформой народного просвещения породила целую прослойку деятелей, выходцев из низов, снискавших своими трудами карьерных высот и материального благополучия.

В Симбирске, рядом с Ильёй Николаевичем Ульяновым, мы сразу вспоминаем и директора Симбирской гимназии Федора Михайловича Керенского, и создателя Симбирской чувашской школы Ивана Яковлевича Яковлева, и Ивана Владимировича Ишерского, в 1886 году сменившего безвременно скончавшегося Илью Николаевича Ульянова на должности директора народных училищ Симбирской губернии. Их сыновья, имея солидную семейную поддержку, имели возможность хорошо учиться – и отличиться на профессиональных, научных, общественно-политических поприщах, прославляя себя и родной Симбирск.

Да, Владимир Ильич преуспел больше прочих – он стал героем анекдотов. Под этим словом мы подразумеваем теперь короткую забавную историю, где расхожий персонаж задаёт ситуацию и даже эпоху, но, при этом, сама история не претендует на достоверность. В XIX веке, когда родился Володя Ульянов, и когда был популярен жанр так называемого исторического анекдота, в понятие вкладывался несколько иной смысл: психологически достоверная история. Это то, что могло случиться с конкретным персонажем, исходя из его характера, положения в обществе, человеческих качеств, хотя и неизвестно, случалось ли оно с ним на самом деле.

В 1948 году Симбирск-Ульяновск, второй раз в истории, готовился отметить свой юбилей, 300-летие со дня основания. Среди прочих мероприятий, к юбилею готовилась большая художественная выставка, на которой были представлены разные полотна и рисунки из жизни юного Владимира Ульянова-Ленина и его семьи.

Полотна утверждал серьёзный худсовет, на котором вспыхнула нешуточная дискуссия насчёт полотна, изображавшего гимназиста Володю Ульянова на рыбалке. А, что? – всё психологически достоверно: Симбирск – город волжский, есть ещё и Свияга, и в реках водится рыба, и никто не возбранял ловить её, тем более сыну уважаемого человека, директора народных училищ.

Но, вопрошали диспутанты, а точно, любил Володя Ульянов ловить рыбу? Обратились к воспоминаниям родных и близких. «Неверно, что Владимир Ильич был страстным охотником и рыболовом в молодости, - писала старшая сестра вождя Анна Ильинична Ульянова-Елизарова (1864 – 1935), - Рыболовом он всю жизнь никогда не был». Мнению сестры доверились, и «скандальное» полотно в экспозицию, таки, не попало.

Однако нам известно и совершенно противоположное мнение относительно отношения юного Володи Ульянова к рыбалке. Сверстник и сосед Володи Ульянова, Николай Григорьевич Нефедьев настаивал, что в детстве Володя воздавал должное рыбной ловле: «Рыбачили и купались мы с Володей на Свияге. От дома Ульяновых до реки с километр. Любил Володя быстро шагая покрывать это расстояние. Учились мы с ним плавать на бычьих пузырях. У него была пара, и он мне давал ею пользоваться.

Однажды удили мы с Володей на мосту рыбу и, возвращаясь домой, заинтересовались, как ребятишки ловят в канаве лягушек удочкой на приманку из крапивы.

Одна измученная лягушка лежала на берегу. Володя пожалел ее, хотел столкнуть в воду своим удилищем, потянулся и попал прямо в трясину, в илистую канаву. Стало его затягивать все глубже и глубже. На наши крики прибежал рабочий винокуренного завода и спас Володю».

Младший брат вождя пролетариата Дмитрий Ильич Ульянов (1874 – 1943) вспоминал, как в детстве они с отцом Ильёй Николаевичем летом ходили купаться на Свиягу. Люди из «общества» пользовались для этого купальнями, особыми деревянными павильонами, где можно было оставить одежду и откуда, не смущая наготой окружающих, занырнуть в воду.

Ульяновы «абонировали» купальню, принадлежавшую мещанину Рузскому. Неподалёку от Свияги помещалась торговая, общественная баня, принадлежавшая иностранному подданному Коху. Ульяновым, случалось, встречать учителя немецкого языка Якова Михайловича Штейнгауэра, милейшего человека и очень любимого гимназистами педагога, направлявшегося в баню Коха. Илья Николаевич, шутя, приветствовал коллегу: «Немец – к немцу, а русские – к Рузскому!».

Могло быть? – да, запросто, хотя центром анекдота является каламбур; Дмитрий Ильич, старый большевик, земский врач, возлюбленный Фанни Каплан, покушавшейся на жизнь его старшего брата 30 августа 1918 года, вообще, был жизнелюбивым и остроумным человеком. Близкие родственники Владимира Ильича очень ревниво отстаивали монополию на исторические анекдоты о юном Ленине, разумеется, ведь семейная память прекрасно монетизировалась, обращаясь в гонорары от миллионных тиражей их воспоминаний.

Под беспощадную критику Анны Ильиничны попадал, в частности, помянутый выше Николай Григорьевич Нефедьев (1870 – после 1940). В прочем, именно Николая Ниефедьева стоит признать самым непревзойдённым анекдотчиком по части детства и отрочества Ильича.

Сам Николай, при этом, был колоритнейшим персонажем. Он родился в октябре 1870 года, вместе с братом-близнецом незаконнорожденным сыном, у 54-летней бедной одинокой дворянки. Получив отчество и фамилию от крестного отца, симбирского мещанина, Николай с детства работал в типографиях, и даже владел собственной типографией. Нефедьев участвовал в событиях Первой русской революции 1905 – 1907 годов в Симбирске, был организатором боевой дружины и носил выразительную кличку «Буржуй».

В детстве, вместе с мамой Еленой Семеновной восьмилетний Коля Нефедьев поселился во дворе у Ульяновых, где их маленькая семья арендовала «небольшой флигелек, переделанный, видимо, из домашней бани». Дружба с подрастающим вождём пролетариата, по утверждению Нефедьева, продолжалась до 14 – 15 лет, когда работа в полиграфии полностью поглотила будущего Буржуя.

Первая «порция» весьма нетривиальных воспоминаний «друга детства Ильича» увидела свет, казалось, в самое неподходящее время, в январе 1924 года, когда Советская Россия дружно скорбела о своём создателе и вожде. Но в этом, кстати говоря, была своя, и очень чёткая идеологическая установка. В Советской России развернулась непримиримая борьба за ленинское наследие между соратниками вождя, Сталиным и Троцким. Сталинский лагерь ещё при жизни начал «обожествлять» вождя Октябрьской революции, тогда, как Лев Давидович относился резко против подмены «отношения к Ленину, как к революционному вождю, отношением к нему, как к главе церковной иерархии». Троцкий хотел видеть в Ленине «человека». А советский Симбирск в начале 1920-х годов был именно троцкистской «вотчиной».

«Володя Ульянов по внешности казался моложе своих лет. Он был маленького роста, хрупкого сложения, светло-русый, всегда остриженный. Уже тогда Володя выделялся из среды своих сверстников необычайными способностями к учению. Он был первым учеником в гимназии, окончил ее с золотой медалью, и я в течение нескольких лет учил свои уроки вместе с Володей и всегда пользовался его указаниями. Но Володя умел порезвиться и пошалить как никто из его сверстников».

И дальше про шалости: «Осенью мы ловили птичек, до которых Володя был большой охотник. Помню, как однажды «на птичьей почве» произошла между нами ссора и я столкнул будущего вождя мирового пролетариата с сеновала. К счастью, он не ушибся, но этот случай сильно напугал его мать.

К Илье Николаевичу Ульянову ходило много народу, я помню Константина Андреевича Маторина, учителя пения, известного всему Симбирску своими чудачествами. Он по 20 лет носил одно и то же пальто, торговался из-за пятачка с парикмахерами, базарными торговками и т. д. Этот анекдотический педагог был любимым объектом шалостей Володи.

У Маторина, когда он приходил к Ульяновым, из кармана пальто почему-то всегда торчала французская булка. Однажды мы вытащили булку из кармана Маторинского пальто и спрятали ее. Заметив исчезновение булки, Маторин пожаловался Илье Николаевичу и, когда дело было расследовано, Володя принял всю вину на себя, боясь, чтобы мне не закрыли доступа к нему. В другой раз тому же Маторину в его дырявые галоши мы насовали кознов, за что подверглись строгим репрессиям со стороны Ильи Николаевича».

Чем дольше жил Николай Григорьевич, тем живописнее и богаче на детали становились его мемуары – жалко, терялся хулиганский дух первой публикации, и Володя выхолащивался в подрастающего революционера, разве, что без лысины и без бороды. Народное творчество Ульяновского края, кстати, и эту проблему развило:

«Ленин, как маленький был, так у него по всей голове кудри росли. Хорошенький был, как девочка! Маменька с папенькой его в бархатное платьишко нарядят, и идут гулять во Владимирский сад. Степенно идут, рукою об ручку держатся, а впереди Ильич мячиком гуттаперчевым о дорожку стучит или обруч палочкой катит. А навстречу всё генералы да чиновники знакомые, а иногда и сам губернатор, видный такой мужчина в усах и при звезде – и все умиляются, по кудрям Володю треплют!..

А как вырос Ильич, так попал на ссылку в Шушенское. Сначала-то ничего, а потом зима ударила. А у него ни пальта тёплого, ни шапки! Вот, тут-то все кудри и повылезли… Жалко, конечно, было, до слёз. Ильич, иной раз, себя рукою по лысине хлопнет, да Надежде Константиновне и скажет: «Никогда я кудрей своих царю-кровопивцу не прощу».

Да, востребованный жанр развивался, не умещаясь в границах одного только Симбирска-Ульяновска, и это фиксируют записи ульяновских фольклористов 1960-х годов. Ведь, по должности директора народных училищ Илья Ульянов много ездил по командировкам в сельскую местность Симбирской губернии. – так, почему бы отца в этих поездках не сопровождал пытливый и живой Владимир Ильич?

Наезжали, будто, Ульяновы в село Шиловку Симбирского уезда: «Всем интересовался Володя. А особенно любил у нас голубей гонять. Летят они, бывало, над селом, а Володя увидит их и машет им руками. Машет, долго машет, пока не скроются. А потом он вздохнет и бежит домой взрослым рассказывать. Любил он птиц».

А в селе Жадовке, бывшего Карсунского уезда, юный Ульянов, словно удалой Стенька Разин, пытался, по-своему восстанавливать социальную справедливость: «Володя Ульянов был гимназистом, он учился в пятом классе. В селе Ульяновке (Барышского района Ульяновской области) жил его дядя или брат Ильи Николаевича. Илья Николаевич бывал в этом селе у брата, гостил у него, проверял состояние местной школы.

Раз, когда они приехали вместе с отцом, решил Володя в шутку устроить ревизию у лавочника-мироеда. Зашёл Володя в лавочку, брови насупил, мундир на нём гимназический, и спрашивает грозным голосом: «Зачем вы обманываете и продаёте рабочим плохую пищу? Они же работают. Думаете, на Вас, управы не найдётся?».

Лавочник от страха затрясся, заикается. «Не погубите, барин! Жена, дети малые! Век Бога за Вас молить буду!» - «То-то! А леденцы у Вас есть? А в какую цену?» - «Так берите, угощайтесь, Ваше благородие!». Володя в карман жестяную коробку с леденцами сунул, да и был таков!».

Иван СИВОПЛЯС, научный сотрудникМузея-заповедника «Родина В. И. Ленина»